Итоги года мы подводили в течение почти двух часов — и вот какими они получились.
— Насколько этот декабрь для вас беспокойный?
— Очень беспокойный. Мы заканчиваем год массовыми мероприятиями. В рамках проекта “300 талантов для королевы” подвели итоги четвертого этапа. Отобрали три сотни действительно лучших ребят, которые фактически уже на карандаше у тренеров. Чтобы сделать яркий финал, было затратили много сил. Это дети — нужно стараться, чтобы у них сформировалась устойчивая любовь к спорту. Кроме того, сделали легкоатлетическое шоу в торговом центре “Столица”. Устроили там соревнования по прыжкам в высоту. Спортсмены соревновались, а кругом люди, которые пришли за покупками... И вы знаете, они заинтересовались! Я специально ходил по ярусам, оценивал — около тысячи зрителей точно собралось. На одном из этажей стоял в третьем ряду, не мог протиснуться к перилам. Хорошее впечатление осталось.
Наконец организовали любительские забеги по ступенькам самого высокого здания Минска “Парус”. Тоже интересная затея, многим понравилось. Ну а сейчас готовимся вручать премии “Атлетика” по итогам года. Сезон был непростой, но все равно по возможности поблагодарим тренеров, спортсменов. Людям нужно говорить спасибо за работу.
— По десятибалльной системе какую оценку заслужила наша легкая атлетика в 2016-м?
— Если перейти к профессионалам, нужно уточнить, от чего мы пляшем. Поскольку год олимпийский, разумно будет опираться на предыдущий подобный сезон — то есть 2012-й, когда были Игры в Лондоне. На той Олимпиаде все, чего добились белорусские легкоатлеты — это один выход в финал. В сравнении с этим сейчас очевидный прогресс — в Рио было шесть финалов, включая медаль Ивана Тихона. Конечно, мы не в восторге от таких результатов, могло быть лучше, но есть положительная динамика — и она важна. Особенно если помнить, в каком состоянии ты, условно говоря, принимал хозяйство, из каких крупиц его заново собирал... Ситуация была такая, что на ее выправление требовались не год и не два. И считаю, что некоторого перелома добиться удалось.
Нельзя недооценивать и другое — количество завоеванных олимпийских лицензий. Нам давно нужно определиться в отношении к ним. Почему-то на Западе право на участие в Играх часто уже само по себе на вес золота. Посмотрите, сколько атлетов привезли в Бразилию те же шведы, болгары — там все гораздо скромнее, чем у нас. А количество лицензий с учетом очень высоких нормативов, установленных ИААФ, это ведь тоже показатель развития вида спорта в стране, верно? Иностранные коллеги смотрели на нас: вау, у вас столько спортсменов! Отбор на Олимпиаду сегодня очень жесткий — и на этом фоне, поверьте, Беларусь в Европе очень прилично выглядит.
— Все это здорово, но белорусских спортсменов все больше обременяют планами на медали, а не лицензии.
— Хорошо, идем дальше. План — очень хорошее слово. Но в большом спорте большие риски и ставки. Для кого-то получение лицензии — это пик сезона. На второй пик — уже непосредственно на Играх — он выйти объективно не готов. Это первое. Второе: очень сильно, я знаю что говорю, на наших ребят повлияли скандалы с милдронатом. Вы помните, что творилось в спорте. Атлетам это мешало не то что готовиться — просто спокойно спать. Они знали, что ничего запрещенного не принимали, но было много непонятного, неразберихи, хаоса. И некоторые топовые атлеты находились в подвешенном состоянии... Наконец, третье. Извините, но человеческий фактор. Психология, мандраж, по-другому не назову. Кто, например, мог предположить, что так провалится в Рио польский метатель Файдек? Двукратный чемпион мира даже не прошел в финал, фальстарт. И это не единственный пример на недавних Играх.
Конечно, были у нас ошибки. Просчеты тренеров. Промахи в вопросах акклиматизации в Бразилии. Спортсмены, которые откровенно провалились, как тот же Бондаренко в тройном прыжке. Я не хочу никого оправдывать. Но в то же время мне тяжело что-то предъявить, например, Талай, Арзамасовой, Холодович, Мазуренок.
Безусловно, Алина профессионал с высочайшей техникой, боец до мозга костей, очень хладнокровный спортсмен. Но видите, что случилось в полуфинале — зацепила барьер. Для нас это трагедия. Сезон складывался так, что за бронзу она должна была бороться.
Вообще при удачном стечении обстоятельств у легкой атлетики на Олимпиаде могло быть четыре-пять медалей. Про Талай я сказал. Теперь про Татьяну Холодович, метательницу копья. Сто процентов должна была возвращаться с наградой. Снова большая потеря, трагедия. Но и ей мы никогда не скажем, что подвела. Потому что перед ее заключительной попыткой стеной пошел дождь. Она метнула на 64,24. Любой профессионал скажет, что будь ясная погода — это прибавляй метр-полтора. Она очень стабильная спортсменка, даже в этих экстремальных обстоятельствах до бронзы ей не хватило буквально 20 сантиметров.
Ольга Мазуренок, марафон. Снова нужно говорить о погоде. Если бы женщины бежали в тех же условиях, что и мужики, — поверьте, белоруска сражалась бы за пьедестал. Но женский забег проходил в дикую жару. Против темнокожих соперниц ей было очень тяжело. Я тогда приехал в офис, попал в самый разгар обсуждений итогов марафона. Так меня там чуть не на руках носили: у вас есть такая бегунья! Все восхищались Ольгой. То, что она сделала, для европейки — подвиг! Потом признавалась, что очень долго успешно боролась с жарой и чувствовала себя хорошо. А потом что-то будто щелкнуло и... А мужчины бежали в прекрасных условиях — пасмурно и дождик. Вот бы Мазуренок такую погоду — она выдержала бы темп.
Дальше. Есть такой парень Павел Борейша, метатель молота. Я видел его подготовку, он был в прекраснейшей форме — готов был метать как минимум на 77 метров. Это медальная дальность. Не повезло, не прошел квалификацию, где-то техника подвела — у молотобойцев она своеобразная, непростая, по себе знаю. Та же Анна Малыщик — метатель с большим потенциалом. При удаче могла тоже зацепиться за пьедестал.
Вот вам четыре-пять спортсменов, которые реально могли бороться за медаль. И это не считая Ивана Тихона. Если рассматривать картину объективно, то в легкой атлетике Беларусь не так плохо выглядит на фоне тех же Германии, Польши. Сегодня мы знаем, где и за счет чего можем добавить. Знаем, кто и в чем просчитался. И если возвращаться к вопросу об оценках, то поставить за Игры “неуд” у меня язык не повернется. За исключением выступления ходоков и прыгунов, с которыми был жесткий разговор и которых предупредили о недопустимости повторения ситуации. Скажу больше: по результатам Олимпиады, главному тренеру Сиводедову объявлено предупреждение, а старшие тренеры по прыжкам и ходьбе (Валерий Бунин и Андрей Судник) заменены. В 2017-м пройдет ротация и на должности старшего тренера по многоборью.
Но общая оценка будет скорее “удовлетворительно” — с учетом того, что медальные перспективы у наших спортсменов есть и мы их видим. И это отрыв от дна, на котором однажды оказалась наша легкая атлетика.
— Вы ничего не сказали про Арзамасову.
— Если быть беспристрастным, Марине было тяжело претендовать на награды. Конечно, мы ехали в Бразилию с оптимизмом, но очень скоро увидели, какая конкуренция на ее дистанции. Она уже в квалификационных забегах выложилась полностью. Обычно на этих стадиях работает тактика сбережения сил, однако это было не про Марину. Она просто грызла дорожку на пути в финал. И оказалась там уже полностью выхолощенной. В принципе в решающем забеге тактически можно было бы сработать так, чтобы финишировать на четвертом месте. Но Марина другая — ей либо все, либо ничего. Она побежала так — вот, будь что будет, умру на этой дорожке... Пришла седьмой. И винить ее за этот результат никак нельзя.
— В чем феномен Тихона?
— В характере. В чемпионском духе. И, конечно, он очень талантлив от природы.
— У вас было меньше таланта?
— Говорили, что у меня хорошие техника, чувство молота. Но Иван… Вы сами подчеркнули: в чем феномен? То есть не сомневаетесь, что это феномен. Его серебро — это тоже показатель развития нашей легкой атлетики. Ивана, как и меня, еще долго будут ассоциировать с известными скандалами. Мы это все прошли. В Рио к Тихону было приковано самое пристальное внимание — словно под микроскопом находился. К тому же ему 40 лет. И я знаю, какие у Ивана проблемы со спиной. Было время, он ходить не мог. Но все преодолел! И, кстати, на Олимпиаде не продемонстрировал максимума. Мог бороться за золото. Сам это знает, но философски относится к серебру.
— В 44 года он покажет класс?
— Знаете, не удивлюсь, если Иван будет готовиться к Играм в Токио. Но мне его здоровья жаль. К примеру, моя спина не выдержала. Как ни пытался вернуться в сектор — грыжа не позволила.
— Легкая атлетика — многослойный вид спорта. В ходьбе мы не доходим, в прыжках не допрыгиваем. В многоборье ввалили уйму денег — как в профессиональную футбольную команду — все без толку... Может, не надо пытаться объять необъятное — лучше сконцентрироваться на дисциплинах, где у нас успехи, школа, традиции?
— Ни в коем случае! Вы сказали про многоборье и уйму денег. А я отвечу, что сегодня не многоборье, а вся легкая атлетика имеет финансирование на уровне 20 неденоминированных миллиардов. И какая это футбольная команда? Не БАТЭ же — пятая-шестая в высшей лиге. У нас очень скромные условия относительно других стран. С Россией и сравнивать бесполезно. И с немцами нам тяжело конкурировать по финансированию, и с поляками.
И в многоборье, если на то пошло, у нас есть традиции. Вспомните олимпийские медали Натальи Сазанович и Андрея Кравченко, награды Эдуарда Хямяляйнена. Стечение обстоятельств не позволило Андрею выступить в Рио. Мы внимательно следили за его подготовкой. То, что наблюдали весной, вселяло оптимизм. Кстати, здесь мы тоже можем вернуться к теме гипотетических медалей. Парню просто не повезло. Кравченко, чемпион Европы-2014, не захотел повторять ошибки, сделанные перед Лондоном. Оставалась финишная прямая. Нужно было освоить нагрузки. И здесь усугубилась травма: четыре операции в области ахилла за короткое время! Человек просто ходить не может! У него слезы отчаяния, что не едет на Игры. Технически-то можно было. Но вся карьера под угрозой. Оставляя возможность возврата в спорт, он пожертвовал Олимпиадой. Мы знаем Кравченко, он — боец. Сейчас проходит реабилитацию.
У нас в многоборье есть и серебряный призер чемпионата мира нынешнего года среди юниоров. Максим Андролойть — талантище, самородок растет. Есть еще ребята, которые могут прийти на смену. Поэтому хоронить многоборье не имеем права.
Да, есть откровенно слабые виды. Но мы сегодня в элите королевы спорта — в первой дюжине командного чемпионата Европы. Это подчеркивает развитие легкой атлетики в целом.
— Финансирование легкой атлетики — это деньги федерации?
— Нет, я пришел в нищую федерацию. Там вообще ничего не было. Сегодня мы лишь каким-то образом дополняем госфинансирование. Пусть немного — еще примерно плюс два миллиарда. Это и экипировка, и фармакология, чтобы спортсмены восстанавливались нормально, качественно, а не с помощью какой-то гадости или порой несертифицированных и некачественных препаратов.
— Сколько получает легкоатлет от госфинансирования?
— Минимальная ставка уровня чемпионов страны — четыре- пять миллионов старыми. На уровне средней зарплаты в стране или даже ниже. Дальше — больше. Я за каждого спортсмена сейчас борюсь.
— В чемпионате страны при вашем участии появился призовой фонд.
— Спасибо партнерам — “Нафтану”, “Белгосстраху” и Белорусской национальной перестраховочной организации. Они и сложили этот фонд. Так мы усиливаем значимость чемпионата Беларуси. Внутренние старты стали событием, обрели масштаб и зрелищность. Зимой в Могилеве негде было яблоку упасть, люди стояли. В Гродно не повезло: плюс 35, пекло. Народ себя поберег, но все равно трибуны не пустовали. Будем стараться, чтобы призовой фонд был всегда.
— Он большой?
— 20 тысяч долларов на 44 вида. Вот и считайте. Мы понимаем, в каких реалиях находятся атлеты. Даже этому они очень рады.
— При этом спортсмены стали пропускать национальный чемпионат. Недавнее первенство по кроссу в Гродно разочаровало. У женщин за небольшим исключением отсутствовали сильнейшие...
— Чтобы понять причины, нужно смотреть календарь. Разбираться с конкретными примерами. Конечно, чемпионат — это святое. Но кто-то уезжает на сборы...
Давайте, к примеру, рассмотрим ситуацию со Светланой Куделич. Вы видели ее забег на Играх? Сколько времени она теряет на преодоление препятствий! К Рио подошла в отличной функциональной готовности, но неумение справляться с барьерами перечеркнуло весь труд. Она очень расстроилась. У нее были психологические проблемы, ей следовало отдохнуть, все пересмотреть. По Куделич сейчас вообще стоит вопрос с определением дисциплины — гладкий бег или стипль-чез. Вы сами знаете, что Света — талантище. В новом сезоне дадим ей возможность экспериментировать. Ищем специалиста, разговаривали с австрийцем Филиппом Унфридом. Он знает Светлану хорошо и вроде готов помочь. И вот в этой непростой и очень личной ситуации как мы ее поставим в общий ряд?
И по другим атлетам есть объяснения. И не стоял вопрос, чтобы в чемпионате страны непременно участвовали все сильнейшие. Есть ведь еще индивидуальный график подготовки к Кубку Европы на дистанции 10 тысяч метров.
— Он пройдет в Беларуси.
— Да. И мы можем с гордостью сказать: впервые в истории легкой атлетики Беларусь завоевала право проведения официальных международных стартов. Кубок Европы будет летом. Это маленький прорыв, мы боролись с Украиной. Хотим, чтобы дома женская команда спорила за первые места.
— Чуть наивный вопрос. У нас в футболе есть натурализованный бразилец, в хоккее — канадцы, в баскетболе — американка... В легкой атлетике можно паспортизовать кого-нибудь темнокожего и шустрого?
— К нам стучатся африканские бегуны — из Кении, Эфиопии. Но что принесет нам стайер, даже с перспективой олимпийского финала? Бывает естественная натурализация — есть, скажем, одна украинка, которая решила связать жизнь с Беларусью. А бывает политика целенаправленного поиска. Такой стратегии у нас нет. Тем более натурализацию у нас много критикуют.
Мне хочется, чтобы побеждали белорусы. Поэтому и занимаемся проектом “300 талантов для королевы”. А кениец никогда не станет патриотом Беларуси, будет только за условия бороться. Вспоминаю, когда у меня были предложения... Мне казалось, если стану под другой флаг, то предам родину. Наверное, это неправильно, не модно. Вот шестовик Дмитрий Марков стал чемпионом мира, выступая за Австралию, и прекрасно себя там чувствует. И слава богу! А я сделал свой выбор и о нем не жалею.
— Вы живете на два города. В Минске работа, в Новополоцке семья и депутатские дела...
— Депутатские дела в первую очередь. И мать — это святое.
— Как часто курсируете туда и обратно?
— Примерно раз в три-четыре дня. За четыре месяца у меня пробег — 22 тысячи километров. И сам за рулем. В парламенте состою в комиссии по здравоохранению, физической культуре, семейной и молодежной политике — я зампредседателя. На всю комиссию у нас одна машина. Никогда ею не пользовался. У нас депутаты не как в России, где за каждым закреплено личное авто. А в федерации я вообще волонтер — не получаю ни копейки.
— Так переехали бы в Минск.
— В Новополоцк тянет просто катастрофически. И как я могу переехать, если люди избрали меня депутатом на четыре года? Отстаиваю интересы избирателей. В Минск приехал сегодня ночью — вчера проводил прием в Новополоцке. Пришли 13 человек. Но бывает и по 20-25.
— Спросим от имени новополоцкого избирателя. Как сделать, чтобы в городе снова были сильные хоккейный и футбольный клубы, чтобы отремонтировали старый стадион “Атлант”?
— Все зависит от возможностей. Кто-то думает: Новополоцк сидит на нефтедолларах и ногой покачивает. Это не так. Наш город — серьезный донор региона, а его бюджет — без излишков.
На днях я был на итоговой сессии горсовета. Решено: хоккейный клуб “Химик” и школа будут финансироваться из бюджета. Острые проблемы, которые недавно стояли перед хоккеем, сняты. Надо посмотреть, как это будет работать. Когда ходил, еще кандидатом в депутаты, в коллективы, избирателей интересовал хоккейный вопрос. Я и сам понимаю, что эта игра в Новополоцке популярна. В то же время люди понимают, что какие-то вопросы по шкале приоритетов могут быть выше, чем хоккей.
— Благодаря вам хоккей перешел на бюджетное финансирование?
— Мы вместе решали этот вопрос. С депутатами советовались, выходили на руководство Витебской области. Что касается стадиона “Атлант”, то в дальних планах города его реконструкция. Понимаем, там и дорожки морально устарели. Кстати, само поле футболисты особо не критикуют.
— Зато подтрибунные помещения, раздевалки...
— Не сомневайтесь, при первой возможности все будет отреставрировано. В городе, чтобы вы понимали, нет свободных денег в нужном объеме. И нет такого, что кто-то не любит спорт. В регионе нас нередко называют Спортградом. Но живем по средствам.
— Насколько реально в Беларуси не просто бороться с допингом, а создать атмосферу нетерпимости к употреблению запрещенных препаратов?
— Считаю, в легкой атлетике мы ее уже создали. Мы об этом много не говорим, но, например, уже подписали соглашение с Национальным антидопинговым агентством, в разы увеличили количество допинг-проб. И это уже приносит плоды. Понятно, что на уровне законодательства этот вопрос тоже имеем в виду. Я был одним из тех, кто предлагал ввести уголовную ответственность за распространение допинга и принуждение к употреблению. И на ваших страницах, знаю, эта тема поднималась. Но за одни только положительные пробы привлекать спортсмена к уголовной ответственности... Это сложный вопрос — здесь велика доля ошибки, человеческого фактора.
В Гродно во время чемпионата Беларуси президент Европейской ассоциации легкой атлетики Хансен поинтересовался: “Сколько у вас будет взято проб?” Сказали, что 60. Цифры его удивили. Это не только много, но и очень дорого. Для Хансена это был важный сигнал, ведь тесты потом отправляются за рубеж. В этом году мы взяли почти триста проб. Те, кто в этом разбирается, поверьте, оценят такие показатели.
Профилактика, учеба, семинары в игровой форме для детей — это все тоже важно. Но самое доходчивое — внезапный внесоревновательный контроль. Увеличение проб касается не только взрослых спортсменов, но и резерва. Мы этими мерами предупреждаем: никому не будет здесь покоя. Потому что это обман себя — раз, обман нас и общества — два. И третье — ты попадешься и никогда не покажешь результата. Это просто выброшенные на подготовку деньги. Сейчас технологии такие, что изобличают даже давний прием запрещенных препаратов.
— Давайте представим ситуацию. Заслуженный человек, титулованный спортсмен попадается на допинге. Что бы вы сделали с ним? Отъем призовых? Персона нон грата?
— Понимаю, видимо, вы намекаете на перепроверку пекинских и лондонских проб. Максим Рыженков недавно говорил о том, что задним числом вопрос с тем же возвратом призовых нельзя урегулировать. Но если мы примем такой законодательный акт — тогда другое дело.
Когда мы говорим о пробах восьмилетней давности, нужно иметь в виду, что не все бывает так однозначно. Уже не раз комментировал, что может происходить в таких случаях. Или, как пример, необъяснимые санкции, примененные к нашим гребцам и к паралимпийцам России, отлученным от Рио. Эти случаи показывают, что может происходить внутри организаций, принимающих решение.
— По белорусским гребцам окончательного решения еще нет.
— Подождем, посмотрим, какой вердикт вынесет Лозанна. Но дело затягивается, и мне уже понятно: там что-то не так. Меня волновало: кроме того, что озвучено в СМИ, было еще что-то? Я ведь знаю, как все происходит в Лозанне. Обе стороны предъявляют факты или оправдания. Только это. Все, что за рамками, не будет принято арбитражным судом. Спрашивал у Саши Богдановича: у вас было еще что-то, кроме этой пластинки милдроната? Мне это крайне важно было услышать. Говорит: нет. Теперь давайте думать: за пластинку милдроната, которая была у тренера для личного пользования, — не пачку даже, не блок, за пластинку — лишить целую команду Олимпийских игр и шансов бороться за золото! В уме-то мы здесь держали две медали.
— CAS — Международный спортивный арбитраж — серьезная организация. Когда-то с ее помощью вы с Тихоном отстояли свою правоту в знаменитом деле о допинге. Расскажите, как в Лозанне все устроено? Как проходят процессы?
— Для начала скажу, что тогда я был впечатлен и восхищен Лозанной. Для меня CAS — это действительно защита интересов спортсменов. Даже какой-то залог справедливости, что ли. Инстанция, где ты можешь оспорить любое решение. Кстати, любопытный нюанс. Нынешний президент МОКа Томас Бах, когда решался наш с Иваном вопрос, был еще вице-президентом и заодно руководителем комиссии по нашему делу. Да, учтите, МОК — учредитель CAS. Но в данном случае суд продемонстрировал беспристрастность и независимость.
— А судьи кто в CAS?
— Очень уважаемые люди, с безукоризненной репутацией, в основном юристы. Быть в этом списке почетно, попасть в него крайне сложно. Простой пример — в моем случае одним из арбитров был миллиардер. А процедура определения судей проста. Их трое. Выбираются из большого списка. Одного выбираешь ты, второго — твои оппоненты, третьего назначает CAS. Особо отмечу, что и в первом моем деле, и во втором решение всех трех арбитров было в мою пользу. Хотя для победы достаточно и двух голосов.
— Победа 3:0.
— Наши элитные спортсмены находятся под постоянным контролем. И не только белорусских допинг-офицеров — приезжают и зарубежные. Надя Остапчук возмущалась: почему у меня двадцать раз брали пробы, а у конкуренток один-два раза? Сейчас ВАДА объявило, что новые технологии позволяют обнаружить допинг, принятый задолго до контроля. Поэтому и пересматривают пробы, которые прежде были отрицательными.
Но ведь уже в Лондоне-2012 их службы бравировали тем, что вышли на суперсовременные технологии. Сегодня они находят не само вещество, а ничтожную долю его метаболита. И на основании этого заключают, что проба положительная. Один из методов: когда у них нет стандарта, берут пробу у обычного волонтера, в организме которого разлагается препарат. Непонятно, почему проба волонтера является для них стандартом?.. Ладно, не хочу лезть в эту химию, это все риторические вопросы. Технология со времен Лондона не сильно изменилась. Однако отрицательные пробы тех Игр на основании метаболитов стали положительными.
И вот приходят документы на тех атлетов, которых лишают наград. Понятно, сначала слезы и недоумение. Но, с другой стороны, если думаешь иначе — докажи! Как я это делал. Ты обязан доказать комиссии, потом суду, должен вспомнить, что у тебя было восемь лет назад. В противном случае будут санкции. Однако мы видим, что возможны ошибки. Пластинка мельдония, с которой я начал, это отразила. И мы должны задать себе вопрос: кому это надо? Для чего?
— Глава ЕА Свейн Арне Хансен, о котором вы упомянули, посетил нашу страну четыре раза за год. С чего вдруг зачастил?
— Это все наши инициативы. Рады, что он откликается. Одно дело прочесть в письме о нашей работе, другое — увидеть своими глазами. Стремимся заручиться его поддержкой, прилагаем усилия, чтобы сломать стереотип закрытой, замкнутой страны. Хотим показать, что в Беларуси умеют проводить соревнования на самом высоком уровне. Хансен был восхищен организацией чемпионата страны в Гродно, его таймингом. Нам хотелось продемонстрировать также развитие детской атлетики. Важно, чтобы он нас поддержал. Свейн — лидер европейской легкой атлетики, очень активный человек, много ездит и делает объективный анализ. Считаю, это неоценимо для продвижения имиджа белорусской королевы спорта.
— Кубок Европы в беге на 10 тысяч метров. Насколько мы готовы его провести?
— В апреле в Минске прошла СЕО-конференция. Все отметили, что она оказалась лучшей за всю историю. Постараемся и Кубок провести на соответствующем уровне. Приходите 10 июня поддержать наших атлетов. У женщин есть шанс бороться за высокие места. Увидите Ольгу Мазуренок и Светлану Куделич. Естественно, мы претендуем и на проведение матча Европа — США, который пройдет впервые в истории.
— Это пока намерения. Зато Евроигры отданы Минску официально. Легкая атлетика там все-таки будет? И в каком формате? И вообще, честно: вам как главе федерации это надо?
— Я могу взахлеб рассказывать о любом виде легкой атлетики. А если наши спортсмены на глазах своих болельщиков будут конкурировать на обновленном стадионе “Динамо” в сорока видах...
— В Баку было неинтересно.
— Конечно, очень важен подбор участников. Чтобы в Минск приехали сильнейшие спортсмены. Если форматом выберут высшую лигу командного чемпионата Европы — это будет предел мечтаний. Тогда у нас выступят звезды. Разве это не интересно? Но все это дело будущего. Сейчас идут переговоры между Европейской атлетической ассоциацией и Европейским олимпийским комитетом.
— Будем заканчивать. Видно, что вы полны оптимизма.
— Да. Главное — в нашей легкой атлетике есть оздоровление, положительная динамика, доверие друг к другу. Правда, стереотипы не сломаешь за секунду. Мы постепенно выстраиваем систему детского спорта, от него прокладываем мостик к УОРам. Дальше — небольшой пробел, надо подумать, как качественно закрепить легкую атлетику на уровне вузов. Потому что, если ты не попал в систему национальных команд, прогрессировать уже тяжеловато.
Не секрет, самый сложный период — переход из юниорского в большой спорт. У нас есть талант- ливые ребята, необходимо на- учиться доводить их до вершин. В этом огромна роль тренеров. И нам важно услышать, в чем они нуждаются. Понятно, есть определенная косность мышления. Не каждый может адекватно воспринимать новые знания и совершенствоваться в союзе с наукой. Это наша перспектива. Усилив то, что уже имеем, сможем выйти на новый качественный уровень.
Подчеркну: у нас уже нет того дна, которое было. Появилась группа атлетов, способных бороться за пьедестал. На Токио мы уже поставили себе план: взять три-четыре медали. И, поверьте, это не блеф, а наши искренние намерения.
Сергей КАЙКО Борис ТАСМАН
Источник: http://www.pressball.by/articles/summer/athletics/97035
