В 1988 году на Олимпиаде в Сеуле Геннадий Авдеенко стал чемпионом. В 1983 году выиграл чемпионат мира, а в преддверии Нового года стал первым героем нашей рубрики «Большой разговор», где вспомнил о недавно завершившихся в торгово-развлекательном центре «Столица» соревнованиях по прыжкам в высоту, успехах белорусских легкоатлетов и рассказал множество интересных историй из своей жизни.
Соревнования в «Столице»
- О том, что у нас проводятся соревнования по прыжкам в высоту в торговых центрах, я услышал еще в прошлом году, но в этот раз решил приехать. Лучше ведь один раз увидеть… Признаться, меня впечатлило. Обстановка, атмосфера! Я вед и сам когда-то участвовал в подобных шоу. В Германии в 1992 году. Называлось «Прыжки под музыку». Но там все было несколько иначе. Мы прыгали не в торговом центре, а в школьном спортивном зале. Хотя тоже сверху был балкончик, приходили люди, перед выполнением попытки каждый спортсмен мог заказать свою музыку. Кстати, было бы здорово так сделать и у нас.
- Вы под какую музыку прыгали?
- Под «Нирвану». У нас ведь тогда такого выбора не было: что захотел – скачал из Интернета. Тогда где-то услышал, записал на кассету…
- Вам под музыку прыгалось лучше?
- Здесь очень важна привычка. Вспомните: даже во время соревнований в «Столице» Мария Ласицкене перед заключительной попыткой на 2,08 просила у зрителей тишину. Аплодисменты, конечно, приятное дело, но во время исполнения попытки они могут сбивать.
- Прыгуны в длину на соревнованиях часто, наоборот, просят аплодисментами создать им ритм перед разбегом…
- В длине своя специфика. Там настрой идет именно в таком, ритмовом, ключе. А я долгое время не мог прыгать под аплодисменты. Хорошо запомнил случай на своем втором чемпионате мира – в Риме в 1987 году. Представь: я, Игорь Паклин и швед Патрик Шеберг взяли по 2,38. При этом по попыткам лидирует швед. Я заказал высоту 2,40. Один в секторе. Последний вид в программе чемпионата мира. Все смотрят на меня. Каждый понимает: беру эти 2,40 – становлюсь чемпионом мира. Уже во второй раз – до этого в Хельсинки в 1983 году выиграл. Весь стадион – 100 тысяч человек – начинают мне аплодировать, и я чувствую, что они меня просто сбивают. Я показываю руками: «Тише!» И тут – раз – и вся огромная арена затихает. Это был непередаваемый момент. Жаль, так и не взял… А когда прыгали под музыку, я уже умел не обращать внимание на то, что происходит вокруг. Точнее, обращать, но использовать себе на пользу. На мой внутренний ритм это не влияло.
- Думаю, для наших ребят выступление в таком шоу тоже будет полезно.
- Безусловно, причем во многих аспектах. Спортсмен должен быть готов показывать свой лучший результат в любой обстановке. Музыка, аплодисменты, крики с трибун – это всегда будет, но это не должно мешать. Я так и учу сегодня детей: что бы вокруг ни происходило, что бы тебе ни говорили, всегда должен быть ты и твой результат. Все! Этому нужно учиться с детства.
- Говорят, дети охотнее пошли в атлетику?
- В какой-то момент все почти заглохло, но с тех пор, как Вадим Девятовский взялся за развитие атлетики, стали заметны сдвиги. Реклама, телевизионные трансляции, забеги на этажи, Школиада, 300 талантов – это реально работает. Взять для примера лидскую школу, где я сейчас работаю: завуч говорит, что она за все время работы не помнит случая, чтобы родители так массово вели детей в атлетику.
- Выходит, разговоры о том, что дети стали другими и спортом не интересуются, не совсем правда?
- Дети стали другими. Время стало другое. Появилось много отвлекающих факторов. Это я пошел на легкую атлетику за компанию с другом. Он позвал, а мне-то больше и заняться было особо нечем. Сейчас такое не пройдет. Нужно заинтересовывать. Предлагать. Причем там, где дети это увидят, воспримут и заинтересуются. А в принципе ситуация и дети не изменились. Даже сейчас при всем обилии развлечений, я слышу, как ребята обсуждают: «Вот, впереди каникулы – чем заняться? Все фильмы я посмотрел, на дискотеку сходил, в кафе - надоело. Остается только интернете сидеть?» Это в Минске можно куда-то пойти, найти развлечения. А в маленьких городках вариантов не очень много. При этом зачастую спорт не прилагает особых усилий, чтобы заполнить этот вакуум. Повесили на столбе объявление «Приглашаем!» и ждут, когда к ним придут. Это мы в свое время стояли в очередях, чтобы в кино попасть. Как я в кино ходил, можно целые истории рассказывать!
- Так расскажите!
- Ну вот, помню, был случай, когда я еще в Одессе жил. Я очень любил исторические фильмы. Особенно про индейцев. И вот как-то в кинотеатре на Дерибасовской показывали «Апачей», а я жил на окраине. После тренировки через весь город поехал в кино. Предвкушение было настолько сильным, что о сумке с формой и шиповками, которые мне мама буквально на днях купила, вспомнил только когда в автобусе назад ехал. Это была катастрофа! Мне лет 12 уже было, но я от одной мысли – в слезы. Потому что в то время купить хорошие кроссовки было непросто. А тут еще и мама на остановке встречает. Я вышел – и к ней на плечо. До сих пор помню те ощущения. Но я так хотел увидеть тот фильм, так им жил, что забыл обо всем на свете. Интересно, что может так увлечь современных детей?
- Сколько тогда стоили хорошие шиповки?
- В то время - не вспомню. Позже один, толчковый, «адидасовский» шиповок можно было найти рублей за 50. В любом случае купить такие вещи могли немногие. Выдавали только тем, кто попал в сборную, а по молодости все мы прыгали в советских кроссовках, качество которых было просто ужасным. Хватало их, правда, надолго, но они были страшно неудобными. А для прыжков в высоту нужна хорошая обувь, специальная платформа…
- И это все, тем не менее, не мешало вам впоследствии взлететь на 2,38 и штурмовать 2,40. Сегодня же 2,32 считается очень хорошим результатом, а чемпионат мира в Лондоне Мутаз Баршим выиграл с результатом 2,35. В 1987 году с таким результатом немец Дитмар Могенбург даже на пьедестал не попал.
- Высоко и сегодня взлетают. У того же Баршима личный рекорд, напомню, 2,43 метра. Но конкуренция в мое время, однозначно, была выше. После московской Олимпиады, правда, в СССР случился спад прыжковых результатов. Тогда был спор, как прыгать: перекидным или флопом? Владимир Ященко в 1978 году стал чемпионом Европы, применяя перекидной способ. Но после этого тренерский совет принял решение в пользу фосбери-флопа. А весь тренерский состав использовал перекидной вариант. Переходный период как раз и попал на московскую Олимпиаду. Александр Григорьев там взял лишь 2,21, заняв восьмое место. А потом постепенно начался подъем результатов.
- Вы успели попрыгать перекидным?
- Нет, но на тренировках пробовал. Метра два получалось. На разминке «по приколу», когда в хорошей форме был, 2,25 ножничками брал. А флоп у нас хорошо развился только, пожалуй, к сеульской Олимпиаде 1988 года.
- Вы тогда чемпионом стали…
- Да, а отборочный норматив в СССР для попадания в олимпийскую сборную был 2,36. С таким результатом Мутаз Баршим в Рио завоевал серебряную медаль, а у нас тогда отбор прошли четыре человека. 2,30-2,31 – вообще не за результат не считали. О призах на чемпионате СССР с такими цифрами можно было и не мечтать.
- В попытках объяснить разницу «тех» и «нынешних» результатов, многие вспоминают про допинг…
- Вряд ли в этом причина. Скорее, просто стечение обстоятельств. Во всем мире в тот момент появилось много людей, способных взлетать высоко, и они друг друга «подгоняли». Но при этом не существует методик, которые бы позволяли, взяв изначально талантливого спортсмена, гарантированно вывести его, допустим, на 2,38.
- Но ведь есть, к примеру, тот же Баршим…
- По внешнему виду которого никогда не скажешь, что этот парень способен прыгать на 2,43. Швед Стефан Хольм – тоже маленький. А в СССР высоко прыгали и я с ростом 204, и ребята с ростом 185 сантиметров. Сегодня в Беларуси хорошие данные и у Павла Селиверстова, и у Максима Недосекова, и у Дмитрия Набокова, но 2,36 пока никто не прыгнул.
- Чего им не хватает: физической силы, психологии, техники?
- Сложно сказать. Прыжки в высоту – очень индивидуальный вид спорта, требующий такого же подхода к тренировкам. Я, например, работал с тренером, который вообще никогда не был «высотником». Похожая ситуация сегодня у Марии Ласицкене, тренер которой – Геннадий Габрелян – изначально работал в школе учителем физкультуры. Но именно с ним она «выскочила», начала набирать результат. Потом в какой-то момент уехала в Москву к Евгению Загорулько, но ничего не получилось. Я в 1985 году, кстати, тоже попробовал тренироваться с Загорулько, но результаты упали, случилась функциональная яма, после которой пришлось восстанавливаться. Загорулько при этом – очень опытный и сильный тренер, но для прыжков важна психологическая совместимость. У него на тренировках я, казалось, делал те же самые упражнения, но результаты падали. Здесь, как в музыке, мало уметь играть на инструменте – нужно, чтобы он еще был правильно настроен.
- Глядя на наших ребят, можете предположить, на что они потенциально способны?
- По тому, что они показали на соревнованиях в «Столице», выводов вообще делать не стоит. Сезон только начинается. Да и вообще для построения предположений нужно сперва посмотреть, что и как они делают на тренировках.
- Тогда другой вопрос: кто-нибудь в ближайшее время сможет подвинуть мировой рекорд Хавьера Сотомайора?
- Очень вряд ли. Для этого ведь мало иметь современные шиповки и работать по последним методикам. Нужно найти способного на такой результат человека. Как Пеле в футболе. Сегодня есть Лионель Месси, есть Криштиану Роналду, но никому из них пока не удалось превзойти Пеле. Или, например, Усейн Болт. Чего, спрашивается, не хватает его соперникам? А не хватает Болта. Человека с такими данными, у которого так все совпало и позволило раскрыть потенциал.
Старт легкоатлетического сезона
- Вы следите за нашими спортсменами?
- В основном за прыжками. Выступления Селиверстова на чемпионате Европы, например, видел. Остальные – по случаю, но в целом, насколько я могу понимать, в белорусской атлетике появилось несколько спортсменов, способных показывать высокие результаты. Раньше такого не было лет 15. Но прежде, чем радостно заявлять о возрождении, важно понимать одну важную вещь. Как говорят в хоккее, для появления результата нужна «мясорубка». В легкой атлетике рецепт успеха точно такой же. Без конкуренции человеку, который прыгает 2,15, будет крайне сложно прыгнуть 2,40. Если лидер один, он чувствует себя вольготно, и у него нет смысла напрягаться.
- Если посмотреть, к примеру, на протоколы завершившихся недавно «Рождественских стартов, можно увидеть, что чаще всего разрывы между первым и даже третьим местом очень велики.
- Именно об этом я и говорю. Нужно выращивать атмосферу. Для чего в хоккее, например, заявили минское «Динамо» в КХЛ? Потому что, барахтаясь в чемпионате страны с «Юностью» и «Шахтером», никогда не получишь нужного для профессионального роста накала и уровня борьбы. Поэтому и в атлетике важно не только поддерживать лидеров, но и создавать для них конкурентную среду. Например, с помощью проведения совместных сборов. С той же российской командой. Ее, конечно, сейчас «щемят», но уровень-то у ребят все равно остался очень высоким. Я не говорю обо всей сборной, но представителей отдельных видов нужно постоянно отсылать на такие «спарринги». Мы ведь в СССР тоже не ездили всей толпой. У нас были отделы: прыгуны работали по своему графику, метатели – по своему, ходоки – отдельно… Причем важно, чтобы на эти сборы ездили не только лидеры. Иначе пропасть между ними и преследователями станет еще больше. Нужно, в первую очередь, возить перспективных атлетов, которых можно подтянуть. Да, это капиталовложения, но другим способом добиться появления «мясорубки» во внутреннем чемпионате невозможно.
- Если не говорить о прыгунах, кто еще из белорусов вас впечатлил в прошлом сезоне?
- Пожалуй, Эльвира Герман. Очень талантливая девочка с большим будущим. Неплохо выступала шестовичка Ирина Жук. Но ее случай, кстати, хорошая иллюстрация к тому, что я говорил: в шесте у нас с конкуренцией вообще беда, а чтобы прыгнуть выше головы, нужны нереальный настрой и мотивация. На чемпионате мира в Риме – там, где я трибуны успокаивал – я ведь даже 2,35 с трудом взял. 2,38 – только с третьей попытки, хотя готов был очень хорошо. А корень проблем был несколько глубже. Это сейчас у наших спортсменов есть множество возможностей для участия в международных стартах. В СССР такого не было. Матч СССР – ГДР, матч СССР – Италия и, возможно один коммерческий турнир. Перед чемпионатом мира я несколько месяцев сидел на сборах – сначала в «Стайках», потом – в Подольске. Режим такой, что можно с ума сойти. Все лето жил по графику: идешь на тренировку, а потом тупо сидишь в номере. Чувствовал, что просто загниваю. Под конец подольского сбора подошел к Игорю Тер-Ованесяну и говорю: «Я уже на тренировках 2,10 с трудом беру. Совсем закис. Природа – это хорошо, но без мотивации чудес не бывает». В итоге меня отпустили на чемпионат с одной из первых групп. Там смена обстановки, атмосфера на разминочном поле, теплая погода, древнеримские статуи вокруг… Я на первой же тренировке в разминочном режиме раз десять взял 2,20. Силы были, но из-за недостатка соревновательной практики были огрехи в технике. То, что потом было в финале, - следствие именно того застоя. На 2,40 я ведь тоже вылетал хорошо, но немножко не хватило техники. Поэтому в 1987 году мы с тренером учли эту ошибку, изменили подготовку, и у меня не случилось ни одного срыва на соревнованиях.
- В Беларуси прыжковая школа всегда была сильна?
- Да, хороших тренеров всегда хватало. Но важно было и то, как работала сама система. Например, мой тренер изначально не был большим специалистом, но меня не «выдернули» от него, а пригласили вместе со мной на сборы в национальную команду. Он там пообщался с другими тренерами, что-то увидел, узнал. Постепенно вырос. А сейчас я присутствую на собраниях в своей школе и понимаю, что главная и единственная задача – передать детей на следующий уровень. Что из них дальше получится, будет ли расти их тренер, - никого особо не волнует. А все дети разные. Есть, например, талантливые ребята, которые по своей натуре очень домашние. Их отправляют в общагу, и они там попросту затухают и забрасывают спорт. Зато школа отчиталась: мы передали в УОРы столько-то учащихся. Это не вина школы – это особенность существующей системы.
- У вас много талантов так потерялось?
- Я ведь относительно недавно там работаю. До этого тренировал в Молодечно – были победители республиканских юношеских соревнований. Материал хороший – ребята ростом 1,75 взлетали на два метра. Но потом поступали в университет, бросали спорт… Никто ведь не мог дать гарантию, что они в будущем прыгнут на 2,40, а без этого перспектива сомнительна.
Подведение итогов года
- Недавно озвучили результаты голосования за спортсменов года. Победители – батутистка Татьяна Петреня и фристайлист Антон Кушнир. Тоже в каком-то смысла ваши «коллеги»… У белорусов предрасположенность к прыжкам?
фото БелТА
- Проводить параллели между прыжками в высоту и, скажем, батутом, конечно, нельзя. Но общие черты, конечно, есть. Например, координация. Но я бы, например, если бы пришлось подводить итоги спортивного года, лучшей бы назвал Дарью Домрачеву. То, как она сумела вернуться в большой спорт, начала вновь побеждать, заслуживает уважения. К тому же биатлон мне очень нравится. Смотрю все трансляции, болею за наших, радуюсь той борьбе, которая сейчас идет между Тарье Бо и Мартеном Фуркадом. Это захватывает гораздо больше, чем, например, просто лыжные гонки. В любой момент в биатлоне может все измениться.
- Давно увлекаетесь биатлоном?
- Давно. До этого еще за Формулой-1 внимательно следил. В тот период, когда там выступал Михаэль Шумахер, ни одной гонки не пропускал! Сейчас остыл – стало банально не интересно. Причем за Шумахера я начал болеть еще до его взлета. Первый раз его увидел, когда он выступал за «Беннетон-Форд». Его еще никто толком не знал, парень очень редко приезжал в числе лидеров. Но в нем было что-то такое, что заставляло переживать и следить. Потом уже случилась «Феррари», взлет, чемпионские титулы… Думаю, за Домрачеву сегодня переживают по схожим причинам. В спорте очень важен не только результат, но и харизма. Человек, его искренность, эмоции, поступки. Тогда даже о неудачах, вроде стрельбы Домрачевой по чужим мишеням или перепутанных «стойки» и «лежки», вспоминают с улыбкой и болеют за спортсмена еще сильнее. Но эту харизму не купишь – ее нужно создавать и воспитывать в себе.
- Кто самый харизматичный в белорусской легкой атлетике?
- Навскидку даже не скажу. Возможно, не настолько хорошо знаю ребят. Хотя та же Домрачева тоже не лезет специально в телевизор. Думаю, что когда в атлетике появится кто-то, кто совершит нечто выдающееся, о нем тоже узнают. Как, например, об Алине Талай или Иване Тихоне.
Новый год
- Можете вспомнить свой самый памятный Новый год?
- Как ни странно, нет. Я не сторонник шумных праздников. В последнее время еще и погода не располагает, так что зачастую на Новый год я просто сплю дома. Когда спортом занимался, еще и тренироваться приходилось. Хорошо помню, как утром 1-го января пытался в Одессе попасть в легкоатлетический манеж.
- Думаю, это уже в большой степени имеет отношение не к подготовке, а к приметам.
- Вероятно, но это тоже очень большая часть будущего результата. Все спортсмены верят в приметы. У меня тоже были. Перед важными стартами я не брился и не стригся. Не надевал новые вещи. Потом, правда, от этого отошел, но в начале карьеры следовал очень скрупулезно. А вот о том, с какой ноги входить на стадион и в сектор, никогда не думал, хотя для многих это важно. И не крестился на камеры, как сейчас вошло в моду у футболистов.
- Если бы черную кошку по дороге на стадион встретили – снялись бы с соревнований?
- Нет, но за пуговицу в такие моменты всегда держался. Возможно, кому-то все это покажется глупостями, но психологическая уверенность во время турниров очень помогает. Можно, конечно, получить и обратный эффект, если увидишь плохую примету, но если все будет хорошо, ощущение, что все «кирпичики» сложились так, как надо, позволяет выступать более свободно и уверенно.
- Необычные подарки вам дарили?
- Наверное, но я не помню. Вообще стал прохладнее относиться к праздникам. Называется «девальвацией счастья». Это в детстве для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливым, хватило бы коробки конфет или игрушки. До дня Рождения я за месяц начинал дни считать. Даже не из-за подарка, а ради ощущения чего-то важного и радостного. Сейчас для этого нужно приложить гораздо больше усилий. А сейчас в памяти разве что 2000-й год отложился: новый век! Хотя подробностей празднования я уже и не припомню. По-хорошему завидую людям, вроде ушедшего недавно Владимира Шаинского. Он до конца своей жизни – даже в 92 года – умудрялся искренне радоваться простым жизненным моментам. Видел программу с его участием в прошлом году, где Шаинский рассказывал: «Посмотрите, какое сегодня небо!» Смотришь – и вправду! Думаю, умение замечать такие вещи, позволяет сделать жизнь гораздо ярче и светлее. Жаль, умеют это немногие.
